Алтай- это масштаб и размах. Горы сравнительно невысокие - высшая точка 4506 м, но подъезды и подходы там огромны, ущелья - в стороне от массовых маршрутов - непроходимы из-за буреломов и зарослей чапыжника, а бурные широкие реки внушают ужас. Все это неплохо компенсируется полным безлюдьем, зарослями грибов и ягод, а также приятным в общении местным населением (там, где его удается найти).
Мы прошли из поселка Чибит через перевал Орой на Шавлинские озера, оттуда через перевал Абыл-Оюк 1Б (на самом деле оказалось что-то близкое к 2А из-за снега) свалились в долину Карагема, спустились до его устья сквозь буреломы и броды, отъелись в поселке Аргут, через Иедыгем подошли под ледник Менсу, влезли на одноименный ледопад, потом валялись полтора дня на нижнем плато, пережидая шторм (который унес одну палатку), после чего позорно сбежали через перевал Делоне (2Б, но опять-таки из-за снега оказалось что-то типа 2А) на Томские ночевки и по Аккему вышли в Тюнгур, преодолев перевал Кузуяк на машине.
Итого прошли 4 перевала (один из них проехали), один ледопад и не влезли на Белуху.
За исключением Аккемского ущелья и подхода к Шавлинским озерам, туристов на маршруте почти не попадалось (1 группа пенсионеров, как они себя сами назвали). На самую "дикую" часть маршрута я нашел только одно толковое описание Николая Евстафьева 10-летней давности.
Нас встречала фирма "Братья Говор", газель с баллонами кэмпинг-газа ждала в Новосибирском аэропорту. Ехали весь день, с остановкой в поселке Сростки, на рынке с чудовищно вкусной местной едой и медовухой. Благодаря последней, дорога прошла в забытье. К стыду своему, только на обратном пути мы узнали, что Сростки - еще и знаменитая родина писателя Шукшина.
Ближе к месту выброски появились красивые виды.
Густой непроходимый (ха-ха, так нам казалось тогда) лес с узкой тропинкой сквозь мокрый от дождика кустарник. Сначала тропа идет вдоль Чуи, потом крутыми серпантинами между скал взбирается вдоль речушки-притока по склону долины. После года безделья, да еще с рюкзаками с запасом на 24 дня, подъем шел тяжело.
После водопадика с местами для стоянок тропа выходит на болото в лесу, потом - на перевальный луг к алтайскому кошу с пивом, водкой, лавашем и кефиром.
Спуск с перевала - такой же луг, пересеченный многочисленными истоками Шавлы.
Подъем на озера - типичная растоптанная горная тропа с кучей народа в обеих направлениях. Перед озером, как всегда, крутой подъем на запруду, древний моренный вал. Шавлинские озера - место тусовки семейно-детских групп и алтайцев с неизменным продуктовым ассортиментом.
Дедушка-алтаец продал нам водку и хариусов, я задержался у него на полчаса, закрутить его отверткой расползающиеся кофлахи и попробовать лепешки.
Дед пришел в ужас, узнав что водку мы планируем нести с собой, а не выпить вечером. - Как! - воскликнул он - вы в снега идете с водкой? Нельзя! Только спирт!
Высказал он и свои политические позиции - Знаю, знаю, вы, хохлы, у НАС газ воруете! - гордо заявил он, узнав о моем происхождении.
По берегам расставлены следы деятельности самодеятельных шаманов ("ненастоящие" - отозвался о них дед).
Тропа выше большого озера менее хоженая и очень живописная.
У последнего в долине озера имеются шикарные стоянки и мост через реку.
Подъем на перевал скрашивают заросли дикого лука и золотого корня.
Бэтмены:
Снежные вершины поднимались все ближе. Из двух воронок у ледника под ночлег мы выбрали, разумеется, самую грязную. Утром произошло то ли землятресение, то ли далекий обвал - почва под ногами беззвучно подрожала несколько секунд.
Ниже снегов оказалась очаровательная долинка - трава, цветы, золотой корень, лук, водопады со всех сторон. Мы задержались на полдня, подсушиться и отдохнуть.
Потом было пять дней Карагема. Тропа там не то чтобы нехоженая, её просто нет... Поломанная ветка, чуть менее густой кустарник, заросшая засечка на дереве. Еле заметная ниточка тропы местами завалена могучими деревьями в несколько накатов, местами уходит в непролазный чапыжник со свежим кабаньим пометом, иногда неожиданно обрывается - и хорошо, если продолжение можно вычислить по рельефу. И тогда полусгнивший фантик - это счастье, лошадиный навоз - подарок судьбы. Часто никаких ориентиров нет вообще, в зарослях кустарника идешь по кабаньим тропам, в горелом лесу - просто куда глаза глядят, лишь бы выбраться поскорее. Искать тропу учишься очень быстро, лучшим стимулом служат час-другой продирания сквозь джунгли (да еще на крутом склоне) в случае ошибки.
Переправы через реки - отдельная история. Броды там невозможны, остается только переход по завалу из бревен - благо далеко за ним ходить не нужно.
Единственная поляна - на слиянии Карагема и притока Иолдо. Здесь проходится первый брод через основной Карагем.
Апофеозом была переправа через среднее течение Карагема, сложность которой старательно нагнеталась всеми описателями. В реальности, при грамотном выборе маршрута через многочисленные рукава, переправа не представляет особой сложности. При этом уровень воды низким быть никак не мог - мы переходили реку после 2-3-х недель ясной теплой погоды, ледники таяли вовсю, к тому же дальний берег Карагема оказался хорошо подтоплен.
Под конец Карагема 300 грамм на человека в день уже давали о себе знать - что говорить о завтраке из горстки овсянки, даже ужин из трех блюд с доппайком из грибов падал как в бездонную яму, ощущения перед сном - дома - были бы охарактеризованы как "жрать хочется - сил нет". Поиск грибов превратился в навязчивую идею, замедляя и без того небыстрое ковыляние. Горькая жимолость, которой поначалу мы брезговали, пожиралась горстями на ходу.
Выход из ущелья, на луга воспринимался как курорт - ровная дорога, ласковое солнце, поляны, а первые признаки цивилизации в виде грунтовой дороги, избушек и, наконец, моста через Карагем приводили в восторг.
После моста дорога продолжается уже по берегу Аргута. Эти степи, в которых зимой почти не выпадает снега, были родиной, а потом стали последним убежищем древних тюрков. После трех веков империи от Желтого до Черного моря, разбитые в конце концов китайцами, уцелевшие тюрки ушли домой, в алтайские долины.
У переправы через Аргут - остатки древних могил, "не наше кладбище, давно тут люди жили" - сказал нам алтаец-паромщик из поселка.
Он же показал нам хорошие места для стоянки, а самые голодные члены экипажа бросились в поселок за едой. Пять литров молока с метровым самопечным хлебом исчезли минуты за три. Внеплановый продукт заполировали раскладочным супом с кашей и грибами. Несмотря на забытое чувство насыщения, самые голодные уже в сумерках посрезали грибы вокруг палатки - про запас, на всякий случай.
Отдых и пиршество продолжались до вечера следующего дня - ушли мы ближе к закату, только волевым усилием, нирвана поселка затягивала: сердобольные бабки отдавали нам запасы сухарей и прокисшее варенье, дети таскали хариусов, утренняя дойка снабжала молоком, а толпа алтайцев, уехавшая вдесятером на одном уазике за 60 км, обещала через 2 дня привезти водки и зарезать барана. Что дети, что взрослые отлично говорят по-русски без следов акцента, но имена у них совершенно непроизносимые и вылетают из головы через секунду после знакомства.
Покидание поселка напоминало уход Наполеона из Москвы - мы несли мешок сухарей, сумку грибов, в котелке плескалось молоко, а пакет приятно оттягивали чищеные хариусы. Несмотря на столь бурную диету, желудки исправно всасывали всю биомассу - в любой последовательности и пропорциях.
Дорога вниз по Аргуту из отличной постепенно превратилась в обычную алтайскую - со скоростью около километра в час.
Вверх по Иедыгему качество тропы не лучше, если бы не группа туристов-пенсионеров, прошедших за день до нас с караваном лошадей, она не сильно отличалась бы от карагемской.
Чувство полного желудка забылось стремительно, как только были сожраны последние трофеи из Аргута, то есть к вечеру следующего дня.
Деревья по Иедыгему растут вплоть до языка ледника Менсу.
Речка Менсу - один из истоков Иедыгема - пробивается сквозь щель в бараньих лбах.
Сам ледник длинный и плоский, стена ледопада, обрамленная скалами с двух сторон, перегораживает дорогу наверх. Трещины и башни ледопада видны издалека и наводят на мрачные размышления - времени их разглядывать полно, подход занимает день.
Площадки под ночевку располагаются в необычно месте - выше ледника. Стоит вскарабкаться по голому конгломератному склону - и попадаешь в зеленый оазис, с травой, ручьями и озерком.
Перед штурмом ледопада достали последнюю, самую ценную заначку, текилу и банку красной икры: обидно валяться в трещине, осознавая, что самое вкусное ты так и не съел…
Евстафьев, прошедший маршрут за 10 лет до нас, проходил не ледопад, а скальную стенку справа по ходу. Его описание было вовсе не обнадеживающим, к тому же со снежной шапки над стенкой ночью сошла лавинка, и мы приняли решение идти ледопад.
Медленно, обходя трещины и разломы, мы подходили к подножию. Чем ближе, тем уютнее и проще казался ледопад: самые одиозные пропасти и ледовые обрывы скрылись из поля зрения, зато показались снежные мосты и проходы наверх.
Ненапряжный (хоть и с зондированием дороги) подъем постепенно сменился изнуряющим поиском прохода в лабиринте башен и разломов, от ледяных карнизов и нависающих стен веяло холодом, мы старались не разговаривать и по возможности не дышать.
Несколько раз приходилось разворачивать связку и задним ходом вылезать из непроходимых тупиков, пара-другая прыжков через трещины, и вдруг обнаружилась шикарная дорога наверх - ровный фирновый склон, выше которого уже не было страшных ледовых зубьев: неужели выбрались?
Наверху оказалась зона отрыва ледника: ровное, в смысле не наклонное, фирновое поле, пересеченное огромными 3-4-х метровыми бездонными трещинами от одной скальной стенки до другой. Про такое я читал в каком-то романе Жюль Верна или Майн Рида, по сюжету путешественники оказались отрезанными от мира этими самыми трещинами - но, имея к тому времени некий опыт походов, тогда я только ухмыльнулся, ведь каждому опытному туристу известно, что таких трещин не бывает. За трещинами, метрах в 200 от нас, возвышался 3-4-х метровая фирновая стенка.
Пару трещин мы сумели обойти - по какому-то непонятному месиву из рыхлого снега, застрявшему, видимо, тут с зимы, уверенность в надежной (или хотя бы ненадежной) опоре отсутствовала напрочь, в снег периодически проваливались по колени, по пояс, по грудь, но фатальных улетов вниз не было. Не было и ни единого места, где можно было бы передохнуть и расслабиться - все зыбко, ненадежно, дышит под ногами и готово рухнуть в яму неизвестных размеров.
В такой светлой обстановке мы подошли к жемчужине ледопада - очередной трещине от края до края, без мостов и перепрыгов. Пройти ее было возможно, только спустившись метра на 3 на снежную пробку, а потом вылезти по отрицательному углу, к тому же под нависающей фирновой глыбой.
После ряда безуспешных попыток, падений всей тушкой метров с трех на зыбкий снежный мост, отрицательный угол был частично срублен, в стенку вкручены, в качестве точек опоры, все наличные ледобуры - и трещина, наконец, преодолена. Дальше рутинная работа: переправа рюкзаков, перелаз экипажа - не прошло и трех часов, как все оказались на другой стороне.
Вторая аналогичная трещина вынудила бы нас ночевать на ледопаде, но, к счастью, таковой не обнаружилось. Последние сто-двести метров до фирнового обрыва преодолелись без героизма на карачках. Вставание на ноги приводило к проваливанию - где побыстрее, где помедленнее, но неизбежно вниз, и без остановок. Спасало только движение.
Мы подползли к понижению в фирновом обрыве, с которого, к тому же, съехал в свое время карниз, образовав снежный склон примерно до половины высоты стены. Попытка встать во весь рост привела к погружению по грудь, пришлось, как белке из ледникового периода, быстро-быстро втыкая ноги, руку и ледоруб, рваться наверх по крошащемуся обрыву.
О, чудо! За перегибом ледопад кончился - совсем кончился, не было ни единой трещинки - мы торопливо, один за другим, как тараканы на столешницу, вылезли на ровную поверхность плато, отползли на верных карачках подальше от обрыва, и улеглись передохнуть.
Мы попали в сказку - ровная твердая поверхность под ногами, теплое солнце, полное безветрие, да еще метрах в 500 обнаружилась порядком заметенная, но тропа по леднику - от перевала Делоне вверх, на склон Белухи.
Мы поставили палатки рядом с тропой, предвкушая героическое покорение вершины через день-два. После ледопада она казалась уже совсем нестрашной.
Ночь внесла коррективы в планы. Началось с сильного ветра, потом подтянулся снег. О выходе наверх не было и речи, мы валялись в коматозе между приемами еды и уныло выглядывали наружу в периоды затишья, надеясь на прояснение. Единственным развлечением было строительство снежной стенки для защиты от ветра.
Растянуло к вечеру, но ночью опять пришел ветер - как пескоструйная машина, он шлифовал палатки, временами ласково укладывая их на лицо, мелкая снежная пыль проникала внутрь и бодрила.
К утру температура упала сильно ниже нуля, ветер усилился и гнал волны поземки, а тучи то садились на плато и сыпали снегом, то пропадали совсем.
Утром поверх спального комплекта пришлось натянуть всю наличную одежду. Наша гордость - противоветренное заграждение, оказалось ледяной могилой для всех крючьев, ледорубов и кошек, которыми накануне растянули палатки. Достать их было никакой возможности - они вмерзли в толщу льда. К счастью, головку одного ледоруба удалось расковырять ботинком, потом, с его помощью, постепенно вызволить все железо. Растяжки тента, да и сам тент, местами оказались надрубленными молодецкими ударами, но выбора особо не было. Мы ковырялись уже пару часов.
Я бросил в освобожденную от ледяного плена палатку набитый рюкзак, но порыв ветра поставил палатку на попа, рюкзак выпал через вход, и палатка, как парус, помчалась, кувыркаясь, к ледопаду. Мы бросились за ней - но куда там! Какой кадр получился бы для кинохроники - холодное солнце, ледяное плато меж горных стен, маленькая желтая, будто светящаяся изнутри палатка, весело подпрыгивая, несется вдаль, к горизонту, а за ней изо всех сил бегут трое человек... легкие работают на пределе, голова кружится, но в палатке - вся их надежда на спасение, иначе ледяная рука холода стиснет… гм, я увлекся. Палатка долетела до края плато и исчезла. Мы сгоряча проскочили по снежным мостикам на перегиб ледопада - в отличие от дня подъема, фирновое месиво застыло намертво и превратилось в каток - расчлененный трещинами, с обрывами и склонами, скользкий и жесткий. Палатка исчезла, искать ее в хаосе трещин и ледяных башен не было никакой возможности.
Дискуссия о дальнейшем пути - вверх, на Белуху или вниз, на Аккем, таким образом, получила логичное завершение - на пятерых у нас осталась 3-х местная палатка, правда, с двумя тентами. Перевал Делоне и Томские ночевки, где, по описанию, имелся домик, оставались единственным выходом.
Ближе к перевалу навстречу промчалась группа коммерческих восходителей на Белуху под руководством инструктора. Тот был бодр и весел, и несся вперед чуть ли не скачками - в отличие от участников, часть из которых еле волочили ноги (потом мы узнали, что на перевал Делоне, на склон 45-50 градусов, группа забиралась без страховки, для экономии времени). Увидев, что отставшие участники остановились поболтать с нами, инструктор сурово прикрикнул на них: цигель-цигель, деньги уплочены, бегом-прыжками, завтра следующих придурков наверх вести.
Спуск с Делоне прошел без происшествий, к счастью, нога-рука ни у кого не дрогнула - воткнутый в снег ледоруб давал, скорее, психологическую страховку.
Еле заметный пунктир на перевальном склоне -Домик на Томских ночевках- место сбора самых разнообразных персонажей. Тут и МЧС-ники, которые сразу отжали свои законные места на нарах, и альпинисты, и туристы с Аккема, пришедшие поглазеть на настоящие горы, и неизбежные рерихнутые граждане, питающиеся эманацией Белухи.
Домик функционировал по принципу терем-теремка- для всех желающих, при расчетной вместимости человек в 10 (по крайней мере, столько мест на нарах) той ночью внутрь набилось 30-40. В разгулявшийся буран никто не хотел дубеть в палатке, всю ночь грохотали ботинки, стучали ледорубы, вновь пришедшие звенели стаканами и булькали водкой в приглушенном свете фонарика, народ, наступая на ноги и на руки уже занявших свои места счастливчиков, расползался под нары, на стол, под стол, в сени и в ноги калачиком. Особо одаренные порывались улечься прямо на нас, не разглядев под слоем спальников, что место уже занято.
Ночь была блаженной. Пескоструйка на улице разошлась не на шутку, в особо мощных порывах домик приподнимало и покачивало. В щели пробивались иголочки ледяных сквозняков, но внутри, в спальнике, было сухо, тепло и безопасно.
Утренний подъем напоминал игру-15, только без свободного поля. Распихивая спящих на освобождающиеся места, удалось расчистить место под горелку на столе и тропку к двери.
За порогом одиноко маячила полузасыпанная снегом пустая палатка - экипаж в полном составе сбежал в домик, не вынеся трудностей. Вокруг стоял молочный туман с легким снежком, скрывшим тропу вниз.
Не прошло и пары часов, как мы, вместе с примкнувшей парой туристов, доскреблись до языка ледника и церквушки-приюта. Запах травы, как всегда после ледников, бил в нос и кружил голову.
Дальше - проще, по набитой тропе через протоки Аккема, мимо каменных пирамид, воздвигнутых рерихнутыми для связи с космосом, мимо лошадиных табунов, мы вышли к озеру и многочисленным стоянкам.
В основном там обитали туристы выходного дня и эзотерики, но попадались и продвинутые граждане, знающие местонахождение перевала Абыл-Оюк.
На метеостанции мы закупились едой, я обменял свои драные кофлахи на пару бутылок самодельного кваса. Хозяин метеостанции был в восторге от приобретения, но хозяйка, издалека обнюхав обновку, сурово нахмурилась. От семейного конфликта, чреватого расторжением сделки, мы сбежали метров за 500 в кусты, где и устроили пир духа.
перед едой и сразу послеДальше был спуск вниз. По растоптанной тропе, без бурелома и чапыжника, вниз, с полупустыми рюкзаками, после трехнедельного забега, сытые - мы неслись, как птицы.
На стоянку встали, как выяснилось, в последнем приличном месте, сразу за ним тропа уходит высоко на склон и до самого выхода из леса хороших площадок нет. Вместо второй палатки мы соорудили шалаш из веревки, тента и рюкзаков.
С утра на стоянке был традиционно взорван газовый баллон. Взрыв удался на славу - в этот раз удалось, наконец, поджечь газ. Верхнюю часть баллона так и не нашли.
Тропа, на контрасте с вчерашней, оказалась отвратительной - она моталась вверх-вниз по крутому склону, переходила многочисленные речушки в глубоких балках, скакала по камням. В довершение она вдруг стала грязной и мокрой - видимо, ночью тут пролился локальный шквал - и также резко высохла. Все в потеках грязи, с мокрыми задницами и ногами - экипаж многократно приземлялся в самые глубокие лужи - мы выскочили навстречу женской группе из 10-15 теток, в белых футболочках, носочках, и розовых тапочках. - Ох мальчики, где ж вы так извазюкались - посочувствовали они. И правда, посреди сухого чистого соснового бора мы смотрелись странновато. - Да так, есть там пара луж, - чуть позлорадствовали мы.
Потом были безбрежные заросли красной смородины, даже орды туристов не смогли объесть их целиком. Карагемская тренировка позволяла, подобно носорогу, непринужденно зайти в самую гущу куста и насладиться нетронутыми гроздями.
Потом кусты вдруг кончились - все сразу, и мы вышли на луг к палатке с едой и ГАЗу-66.
Последовательно окучив сначала первое достижение цивилизации,
мы перешли ко второму и последний в сезоне перевал Кузуяк преодолели с ветерком.
Водитель отвез нас к себе домой, его домочадцы растопили баню и нажарили картошки с грибами и яйцами. Странным образом наесться до набитого желудка не удавалось - после пропадания чувства голода изменений в организме не наблюдалось, если отвлечься, то запросто можно было умять порцию на пятерых в одиночку и, в принципе, продолжать.
Ленивый, уже без голодного огонька в глазах поход в магазин - и нас забрала Газель в Новосибирск. Ехали всю ночь - по дороге были окучены вожделенные Сростки, на вокзале оказались около 9 утра. Билеты, ленивая прогулка по Новосибирскому парку в день десантника, и прилет в Москву.